Поэт вернулся к солдатам

28 ноября исполняется 110 лет со дня рождения Константина Симонова (1915–1979), поэта и фронтового корреспондента. Его сын Алексей Симонов рассказал «Вечерней Москве», когда ему случалось быть соавтором отца, легко ли оказалось исполнить его последнюю волю и что удалось сделать к нынешнему юбилею. А мы обнаружили военный репортаж Константина Михайловича, впервые опубликованный в нашей газете.

В столичные книжные магазины только что поступила тонкая брошюрка цвета хаки. Автор — Константин Симонов, заглавие — «Лирический дневник». Это репринт сборника из 15 стихотворений о войне, выпущенного в 1942 году в Ташкенте. Только на обложку добавлен логотип 80-летия Победы, а сама книга снабжена послесловием. Его написал сын поэта Алексей Кириллович — все дети Симонова носят отчество, образованное от его паспортного имени.

Стихи возле сердца

— Алексей Кириллович, вы, наверное, эту книжку любили с детства?

— Я узнал о ней недавно. Я за всю свою жизнь под одной крышей с отцом прожил месяц. Меня воспитывали мама и ее родители, никаких книжек во время войны отец им не посылал. Дарить мне свои новые издания он начал, только когда я окончил школу. А «Лирический дневник» обнаружил у себя в библиотеке журналист Дима Шеваров, с которым я дружу. Книжка принадлежала его деду. Она была выпущена тиражом 10 тысяч экземпляров и должна была умещаться в левом нагрудном кармане армейской гимнастерки. Стихи возле сердца.

— Тексты отличаются от привычных нам?

— «Жди меня» не только названо «С тобой и без тебя», но и по сравнению с первой публикацией в «Правде» оснастилось посвящением «В. С.» — Валентине Серовой — и лишилось первой строфы, с «желтыми дождями». Стихотворение «Майор привез мальчишку на лафете…» единственный раз называется «Воспоминание», и ему предпослана первая строфа, больше нигде не печатавшаяся, со строчками «…Я вижу вновь июльские сражения, / Еще не отомщенные дела». Самые большие разночтения — в стихотворении «Словно смотришь в бинокль перевернутый…», оно на три строфы длиннее канонического варианта. Эти строфы получились, на мой взгляд, витиевато-усложненными, но только благодаря им удалось напечатать все стихотворение в 1942 году.

— Почему книга издана в Оренбурге?

— Я за последние несколько лет сильно подружился с этим издательством. В прошлом году оно выпустило нашу с отцом книжку «Софья Леонидовна. Оренбургский след».

— Как это — «нашу с отцом»?

— Туда входит повесть Симонова «Софья Леонидовна». А я рассказываю о прототипе героини, его тетке по матери: она была арестована и расстреляна в Оренбурге в 1937 году.

Язык действия

— Вам случалось работать в соавторстве с отцом при его жизни?

— Профессионально я с ним сотрудничал по крайней мере в двух своих ипостасях. В Москву однажды приехал Артур Миллер. Он был вторым после Шекспира англоязычным драматургом по количеству постановок в СССР. Они с отцом познакомились за двадцать лет до этого в Америке. Он позвонил отцу и сказал, что хочет повидаться, но только без официальных переводчиков от Союза писателей, которых подозревал в стукачестве.

— И вы послужили переводчиком?

— За ужином Миллер сказал: «Константин, я не узнаю своих пьес. Названия мои, но кто допридумывал остальное?». И стал рассказывать свои впечатления от спектакля «Вид с моста» в Театре на Малой Бронной. В пьесе герой влюбился в собственную дочь — а там показывают, что до моральной катастрофы его довели социальные конфликты, то, что он стал штрейкбрехером. Договорились, что он пришлет свою последнюю пьесу и мы с отцом попробуем ее перевести.

— Что он прислал?

— «После грехопадения», а потом «Цену». «После грехопадения» оказалась уже переведена и имела те же недостатки, что и пьесы, которые Миллер видел в Москве, — было выкинуто все острое. Я влюбился в это произведение и перевел для отца выброшенные куски. А он сказал: «Я не понимаю, зачем человеку раскрывать грудную клетку и выкладывать сердце на ладонь для того, чтобы решить, можно ему жениться в третий раз или нет». Отец был женат в третий раз, я был женат в третий раз — но мы найти общий язык тут не смогли. «После грехопадения» я перевел уже сам, много лет спустя. А над «Ценой» мы работали вдвоем.

— У Симонова же, в отличие от вас, не было свободного английского. Он только редактировал?

— То, что я перевел как литературный текст, он сделал текстом театральным. Приведу пример его редакторства, только связанный не со мною. Леша Герман рассказывал мне, что в сценарии фильма «Двадцать дней без войны» по повести Константина Михайловича говорилось: «Лопатин выматерился в сторону немцев». Симонов правит: «Лопатин молча выматерился в сторону немцев». Сразу появляется действие!

Вот и к моему переводу «Цены» было много таких замечаний, толковых и очень интересных. Она пошла сразу в двух театрах. На премьеру в Большой драматический театр в Ленинград мы приезжали вдвоем. Нас вытащили на сцену. Главным был отец. Радовало меня это или не радовало — я сейчас не помню. Но совершенно точно — не обижало.

— А второе сотрудничество?

— Это был мой первый большой игровой фильм — «Обыкновенная Арктика» по рассказам Бориса Горбатова. Автором сценария был утвержден Симонов. На самом деле основной корпус текста написал я, а он его тщательно отредактировал. А самая важная его помощь, за что я ему век буду благодарен, — он предложил на главную роль взять Олега Даля. Он видел его в «Современнике», с которым дружил с самого открытия. Это было очень неожиданно: Даль вообще-то такой мальчик-живчик, а тут — жесткий начальник стройки в Арктике! Но он сыграл это очень сильно и очень выразительно.

— Отец видел готовую картину?

— Да, но на сдаче фильма он меня подвел. Он высказался нейтрально — мол, молодой режиссер с задачей справился. И сразу уехал — ему надо было на похороны Михаила Кузьмича Луконина (поэт-фронтовик, скончался 4 августа 1976 года. — «ВМ»). И мне устроили разбор полетов такой, что я вообще думал, что я враг народа. Останься отец, может, редакторы постеснялись бы этот шабаш устраивать.

Последняя воля

— Когда вы последний раз видели отца?

— В больнице, уже при смерти — это было примерно 25 августа (Симонов умер 28 августа 1979 года. — «ВМ»). Он был уже плох, под всеми возможными препаратами. Но он меня узнал, сказал: «И ты, Алешка, тут?».

— Он умер от рака легких?

— У него не было рака, было расширение и воспаление бронхов. Нужно было выкачать жидкость из легкого. Первая операция прошла 7 августа удачно. На следующий день мне 40 лет исполнялось. Я ему позвонил из Выборга, где снимал фильм «Вернемся осенью», и он сказал мне главную фразу нашей жизни: «Я счастлив, что у меня есть такой сорокалетний друг, как ты». С тех пор прошло 46 лет — больше, чем мне было тогда, — но я ему признателен за это до сих пор.

А умер он, я думаю, от последствий неудачного лечения. В Кремлевской больнице собирали консилиумы, приглашали крупных специалистов-пульмонологов. Каждый предлагал свой способ. Применить сразу все не могли и применили каждый — по чуть-чуть. Не хочу никого обвинять, но несколько человек вылетели из этого заведения после его смерти.

— Пишут, что исполнить его последнюю волю — развеять прах — оказалось непросто. Потому что в СССР такая форма погребения была не принята?

— Примеры были — за год до этого так поступили с прахом Лили Брик по ее завещанию. Но у нас всякая история неподчинения начальству превращается в детектив. В отчете ТАСС о прощании с Симоновым, опубликованном в газетах, было написано, что урна с его прахом будет установлена на Новодевичьем кладбище. За этим стоял ЦК КПСС. Но в завещании, которое нам оставил отец, и в разговорах, которые он с нами вел, было четкое и совершенно однозначное желание. Он хотел, чтобы его прах развеяли на Буйничском поле под Могилевом, там, где 11 июля 1941 года наши сожгли 39 немецких танков и бронетранспортеров. Во время того боя он впервые почувствовал, что армия не сдастся, что наша страна сломает немцам хребет. И он хотел, чтобы его прах смешался с прахом тех ребят, которые полегли там. С моей точки зрения, это было храбро, логично и достойно: он проявил к нам доверие. Мы тихо получили урну с его прахом, сели всей семьей в две машины и поехали в Могилев.

— Правда, что до самого Смоленска от вас не отставала странная машина?

— Нам вполне могло показаться, что за нами следят. С белорусской стороны все было нормально — Белоруссия очень сочувственно отнеслась к воле Симонова, восприняла это как уважение к своей земле. На Буйничском поле еще не было никакого мемориального комплекса, только стела в память Романовской дивизии. А через год на месте, где развеяли прах, установили огромный валун — это была хорошая придумка Ларисы Алексеевны, вдовы отца. Камень доставили из Карелии на военном трейлере.

— Почему до сих пор нет книги о Симонове в серии «Жизнь замечательных людей»? Это был бы тоже своего рода памятник.

— Отец подталкивал меня к этому. Он посоветовал мне прочитать книгу о Николае Лескове, написанную его сыном, — видимо, чтобы я руководствовался ею как образцом. Я ее до сих пор осилить не могу. Она очень подробная, но ужасно скучная. А с «Молодой гвардией» я заключил однажды договор на ЖЗЛ о Симонове, но написать ее не решился. Пусть ее напишут другие люди.

СПРАВКА

Алексей Симонов — сын Константина Симонова от его первого официального брака с Евгенией Ласкиной (1915–1991), студенткой Литинститута, в дальнейшем — литературным редактором. Родился 8 августа 1939 года. Окончил индонезийское отделение Института восточных языков при МГУ (ныне Институт стран Азии и Африки) в 1964 году. Работал переводчиком в посольстве СССР в Джакарте, редактором в издательстве «Художественная литература». После окончания Высших курсов сценаристов и режиссеров (1970) снял множество фильмов, среди которых есть и художественные: «Обыкновенная Арктика» (1976), «Вернемся осенью» (1979), «Отряд» (1984), «Мой нежно любимый детектив» (1984), «Процесс» (1989). Много лет отдал защите гласности и прав человека.

ЛЮБОПЫТНО

После развода с Евгенией Ласкиной Константин Симонов женился дважды. От брака с актрисой Валентиной Серовой (1919–1975) у него родилась дочь Мария. Последней его женой стала искусствовед Лариса Жадова (1927–1981), вдова поэта-фронтовика Семена Гудзенко. Константин Михайлович удочерил ее дочь Катю (она носит фамилию Симонова-Гудзенко), появилась у них и общая дочь — Александра (1957–2000).

ЦИТАТА

«По дороге на Белград, так недалеко от него, что издалека уже слышалось погромыхивание артиллерии, мы остановились в маленькой деревушке для того, чтобы налить воды в прохудившийся радиатор. Был первый холодный осенний день, с дождем и ветром. Через разбитые окна каменного двухэтажного здания, где временно разместился комендант и вообще все местное самоуправление, можно было видеть столы, заваленные бумагами, и безотрывно согнутых над ними людей, что-то писавших, перечеркивавших и снова писавших.

— Сейчас много работы, — сказал мне ехавший со мной югославский майор. — Все надо заново, а главное — ничего не выходит с мобилизацией.

<…> начинают вызывать людей, а уже некого вызывать.

<…> Прежде чем их успеют мобилизовать, они уходят добровольно.

<…> Священник <…>, поздоровавшись, сразу же горестно обвел руками церковь, которая поражала обнаженностью и запустением.

<…> Мы вошли в алтарь.

Низкий деревянный ларь, стоявший у стены, был сломан, доски, составлявшие когда-то его крышку, валялись на полу; рядом валялся вырванный с петлями замок.

— Вот и облачение все немцы забрали. Скажите, зачем оно им нужно?

Мы молчали и потому, что нам нечего было ответить, и потому, что мы давно искренне перестали удивляться чему бы то ни было, когда речь шла о немцах».

Из статьи Константина Симонова «Из записной книжки», «Вечерняя Москва», 1 января 1945 года.